В 1988 году Андрей и Марина Б. поженились, а спустя 10 лет развелись, заключив соглашение о разделе имущества. Две квартиры в городе, купленные в период брака, перешли к бывшей жене, мужчине достался земельный участок площадью 1200 квадратных метров и 3 миллиона рублей. В 2017 году бывший супруг обанкротился. Финансовый управляющий Татьяна Ж. включила в опись имущества должника две квартиры бывшей жены, посчитав, что имущество разделили неравномерно даже с учётом выплаты, а значит, фактически активы остались в общей собственности.Тогда женщина обратилась с заявлением об исключении двух квартир из конкурсной массы и представила копию соглашения от 1998 года. Бывший муж поддержал её позицию, но суд первой инстанции отказал в удовлетворении исковых требований. Первая инстанции решила, что пара заключила соглашение о разделе имущества лишь для того, чтобы скрыть его от кредиторов. Другого мнения оказался апелляционный суд, который учёл позицию обоих супругов, согласно которой Андрей уже больше 20 лет не имеет отношения к спорным квартирам и не несёт связанных с ними расходов. Он заключил договор займа, долг по которому и привёл к банкротству только в 2016 году — более чем через 17 лет после развода.Между тем, кассационная судебная инстанция сочла, что соглашение о разделе имущества не может быть надлежащим доказательством, потому что суду не предоставили оригинал. Тогда бывшая супруга пожаловалась в Верховный суд РФ, который указал, что кредиторы никак не могли рассчитывать на удовлетворение своих требований за счёт данного имущества, так как оно не находилось в собственности у должника. И спустя 23 года поднимать в суде вопрос о том, есть ли оригинал соглашения, не отвечает требованиям разумности предъявляемых претензий. Акты первой инстанции и кассации были отменены, оставлено в силе постановление апелляции. Таким образом, квартиры бывшей жены не ушли на погашение долгов экс-супруга.